IN VIA LIBERA
Сфинкс молчаливо ступает сзади. Он неслышим, невидим, неуязвим. Но, совсем не ощущая его присутствия, я в первый же свой петербургский день, в шесть утра, шестого апреля спокойно покупаю билеты в обратную сторону на… шестое число! То есть, уже сегодня, только чуть позже, домой. Непонятным образом путаю дату начала официальных занятий с датой отъезда (а она – 11-ого числа). Несуразицу я обнаруживаю только в «бордингхаузе», где тут же на еще не расстеленной постели начинаю крыть себя последними словами. Но что делать – опять прусь на вокзал, сдаю билет, иду в кассу, прошу на 11-ое – а билетов на 11-ое нет, - тихо кассирша ответит. «Билетов нет…» Вот тут я и прочувствовал присутствие сфинкса. Вот ведь дурак, билеты назад мог взять еще до отъезда, или даже вчера в Москве вместо того, чтобы «наблюдать», лазая по вокзалу и окрестностям. Да, поздновато тебе мотаться по командировкам, дома надо сидеть, поедать колбаски у телика. Бродишь раз в неделю по окрестным улицам с i-riverom, и будя. Нет, «поперся в Петельбурк»! Вам, бывалым моим товарищам по парте и партии, конечно же, кажутся просто глупыми эти переживания. Ну, нет билетов на одно число – возьми на другое. Да вон троцкист Куганов уверил бы меня, что билетов не надо брать в принципе, деньги пропить, идти своим ходом, ночевать в смоленских и прочих лесах «вживую и невзирая» под хлестким апрельским дождем! Но где Куганов и где я. В моем положении только взошедшего на престол «болгарского царя» негоже двигаться вглубь России и дальше в Сиберию будто бы во главе невидимого войска да еще с трущимся о мою левую ногу сфинксом. Я беру один прямой до Новосибирска на 10 апреля и выхожу во дворик вокзала, чтобы выкурить последнюю сигарету. По пути в комнатку Раскольникова я куплю новую зубную щетку, «хербал эсэнсиз» и растущую на ладони пену от «жилета».
- Сфинкс с ним, - думаю я почти расслаблено, - уеду раньше на один день. Документы участника выдадут и никуда не денутся.
Уличный банкомат убеждает меня, что мой лимит исчерпан. Это значит, что я оперирую только теми наличными, которые снял с карты еще в Котомске. Плевать. Опять добравшись до уже знакомого скверика, открываю банку «Невского», курю и звоню главбухгалтрессе, так похожей на юную фею Элли. «Где деньги, Зин?»
- Я вам все скинула, Андрей Павлович, - нежно ответила Элли-Зин, - Хорошо в Петербурге?
- Отлично, - отвечаю я, глядя по сторонам каменных домов едва освещаемых утренним солнцем, - Ты точно все скинула?
- Да, ну я еще посмотрю в понедельник. Я вам так завидую.
- Надо было тоже поехать. Ты уж посмотри. Я позвоню.
- Конечно, конечно. У вас там тепло?
- Да. Солнышко светит. А я экскурсирую по городу. Здесь рядом чудный сквер.
Мне слышно, как Элли-Зин вздыхает. Ладно, счастливо. И начинаю звонить человеку, которого тоже именую не как все – Бубновым Валетом. И только потому, что на фотографии, сделанной мною однажды, он так и запечатлелся: в свитерке с красным ромбом на груди и изысканно поднятой рукой (так совпало) как на игральной карте. Еще добавьте рыжую шевелюру, голливудскую улыбку типа Bay City Rollers – и вы поймете меня. Зачем я ему звоню? Отрываю от жизни в какой-то Вырице, от его деятельности в совместной со шведской стороной экологической программе. Dljachego? Чтобы повспоминать одну из далеких уже совместных пьянок «на огороде» у третьего лица? Что было особенного? Только то, что эту территорию, этот огородец с крошечным садовым домиком мы то ли сдуру, то ли спьяну обозвали «Ирландия». Да еще пьяными шатались по деревушке и у каждой встречной поперечной бабки интересовались, «где здеся Краснодар?». Бабки всплескивали руками, качали горестно кукольными сухими головками и гомонили:
- Это ж надо!.. Так напились!.. Краснодар ищут!..
Сфинкс зевнул и лениво вытянул передние лапы. Ну да в образцово-показательном учреждении, куда я попал совершенно, можно сказать, случайно, этот монстр из другого, Неведомого мира ведет себя как обыкновенная кошка. А вот у побережья стальной Невы их монументальные фигуры неподкупны для наших ласкающих взоров. Но и фотографироваться к ним никто не лезет – дурные последствия такого панибратства общеизвестны и не подлежат даже огласке. В общем-то, страждущих командировочных больше интересуют сувенирчики по-блескучее. Томная дама Диана (полное личико и полные ножки в черных колготках) осторожно присматривается ко всему, что беру в руки я, но только до тех пор, пока в моих руках не окажется зажигалка в форме затупленного снаряда и размером со средний фаллос – эдакий медного цвета dildo китайского производства. Она осторожничает и ждет, что я спрошу у репрезентативного продавца, но я даже не пробую сей прибор «на огонь», ибо знаю ответ – «она не заряжена».
Нас возят по всему Петельбурку, а я, глядя в огромные окна автобуса, машинально замечаю среди суетливой толпы мелькание быстроногого Пушкина и краснолицую физиономию Ивана Тургенева. Не знаю, может, они просто привиделись мне, но на месте нынешней власти я бы выпустил в город, на его шумные улицы, всех знаменитых персонажей и авторов с жестким требованием: особо внимания не привлекать, от диалогов и реплик запанибрата решительно уклоняться, автографов, разумеется, не давать. Вести себя сдержанно. Ну, короче, все также, как в инструкциях Пол Пота к красным кхмерам после взятия столицы Камбоджи, но только с совсем другими последствиями. Вы только прикиньте: великие среди нас, а мы - как ни в чем не бывало. Мы, конечно, можем чуть-чуть им кивнуть или даже дернуть за руку двоюродную сестричку – дескать, вон он, гений идет. И не больше. Но подобный сдержанный интерес и легкая отстраненность очень даже будут к лицу жителям этого города.
Среди дня нас везут обедать в какую-то школу, и оказавшийся за моим столиком великий педагог из Челябы, но с татарским корнем, деловито осведомляется у подающей «второе» училки: - котлетка не из свинины ли? Очень растет религиозное самосознание наших граждан. Магометане даже намаз совершают в плацкарте, споря с движением солнца: только наставили … к западу, билядь, а это уже восток! – и поезд не остановишь, и перекладываться на узенькой полке не очень удобно. Ну а в школе я вижу юношу, который прямо при нас устроил сидячую забастовку: машет какой-то справкой, а из школы дежурная тетя в военной форме не выпускает и монотонно отсылает с «проблемой» к классному руководителю. В руке у нее дубинка похлеще, чем dildo для поджига сигарет. Детей она ею не лупит, но в руках держит умело и основательно. Если бы разрешили – лупила бы точно, у нее это написано между глаз: запорю! Но нам говорят другое: школа, в которую можно попасть только с рекомендацией, активно сотрудничает с папашами и мамашами из числа весьма благополучных семей, плавно переходя от поборов к совместной деятельности, выковывая то, что пытаются называть социальный заказ. Не берусь судить, чего у них там выходит в конце-концов – одинаковые на лицо и повадки Буратино или тряпочные Пьеро, но в бесконечном психозе педагогических инноваций зерен благоразумия все меньше и меньше. За полтора часа лекции со слайдами, графиками и показателями слова «ребенок» и «дети» произносились едва ли. Я машинально что-то даже записывал в тетрадку, но постоянно думал о том, что сейчас помчусь на вокзал и ухитрюсь взять билет на нужное мне 11-е апреля. Ну а потом уже спокойно пойду к другому окошку и сдам взятый давеча на 10-е билет до Новосибирска. Еще я рассматриваю «коллег», которые усиленно пишут все, что несется из уст директриски, похожей повадками на хитрую миссис Марпл. У многих дам от усердия сотрясаются студни телесных частей. Но есть стройные и молодые с характерными по усталости немного насмешливыми глазами, а среди старых, пардон, многоопытных, я обращаю внимание на мадам в сиреневом балахоне с ноздреватым обильным лицом и тяжелым голосом.
- Я бы их на порог не пустила! – заявляет она этим голосом по какому-то поводу. И я ей невольно верю. Такая и сфинкса запнет, как не имеющую ценности дворовую кошку.
А как выгляжу сам я? Судя по тому, что меня тщательно и предельно украдкой рассматривают отнюдь не весьма многоопытные особы педмира, я тщусь надеждой, что не все еще запущено и потеряно. Вернее, вес я стал терять еще во время железнодорожного путешествия. Излишние жировые закладки от постоянной легкой вибрации плацкарты начали зримо таять до встречи на первой лекции. Я предстаю крепко сложенным типом с коротенькой стрижкой и лысиной, с глазами чуть скрытыми серыми стеклами легких очков. На правой моей руке часы для левши специально: с белым циферблатом и пятью прорезями различных крошечных мониторов, отслеживающих всяко-разно неумолимое течение времени. На ногах неизменные джинсы, в ушах – i-river со свежей Morchiboj и Легендами Невского проспекта от Веллера. Да, еще я слушаю Радио-Эрмитаж с великолепной музыкой и почти без рекламы. Со мной крошечная сумочка, так из полинявшего брезента, в которой бумажник, блокнот, две шариковые ручки, две никель-хромовых батарейки (для собственной подзарядки), паспорт, сотовый телефон и еще разная мелочь. А поверх черных носков, которые никогда не пахнут, грязно-рыжие, как боннский трамвай всесезонные туфли от Ralfa. Я жую вечный эклипс, отрешенно всматриваюсь в далекие перспективы, дотрагиваюсь словно в раздумье до щетки небритостей, ворошу чуингам, и, кажется, даже вздыхаю неизвестно о чем.
На вокзале я без пятнадцати пять. Передо мной у окошка кассира человек двадцать. В соседней очереди – чуть меньше. Сохранив за собою место в первой, я становлюсь крайним в этой цепочке. И тут вижу крошечную очередь из четырех человек.
- «Наверное, касса скоро закроется на технический перерыв», - думаю я, вот и объявление на эту тему. Через полчаса! Становлюсь невзирая. Чего-то даже поддерживаю в разговоре впереди стоящего дядю, по поводу «куды котимся». Правда, дядя оказывается из тех, кто вечно командируется по множеству городов. Он берет билеты туда-обратно, называя уйму малозначительных русских городков, а я в тихом отчаянии отслеживая разнообразные показания наручных часов, пытаюсь отгадать – а на кой черт несет его в этот самый Упрыжинск и Вохринск!? Просто какой-то провинциально ангажированный шпион. Что он ищет на простораз Нечерноземья - повторение целины? Для меня кассиру достается чуть больше пяти минут, но я ощущаю урчание сфинкса где-то у самых ног.
- На одиннадцатое апреля до Москвы и оттуда до Томска один плацкартный билет, - как заклинание Вуду произношу я безучастно и невыразительно. Щелкает «клава», на зеленом мониторе вылезают белые буквы утвердительного ответа.
- С вас…, - начинает кассир, и я отстегиваю. Когда авторы пишут о счастье, они забывают о великом состоянии русского человека, только что купившего билет в нужном ему направлении и на нужное число. Это тоже полновесное состояние счастья. В душевном порыве и с уверенностью в глазах я иду в соседнее здание, чтобы сдать билет до Новосибирска и прикасаюсь к впереди стоящему:
- Вы крйний?
- Только не надо ко мне прикасаться! – хмуро ответствует он.
- Извини, товарищ.
- И тыкать!
- Конечно, of cource…
Он, конечно, срывался, как раз по прямо противоположной причине – сдавал билет и никуда больше не ехал. Мы были двумя антиподами по ситуации. Я – довольный собой папаша и он с задерганным, как у Пичушкина, взором и резкими движениями долгого неудачника. Мы разошлись без дальнейших слов и главное, без столкновения, которое вряд ли уравновесило нас обоих в отношении одного и того же состояния – состояния счастья.
- Сфинкс с ним, - думаю я почти расслаблено, - уеду раньше на один день. Документы участника выдадут и никуда не денутся.
Уличный банкомат убеждает меня, что мой лимит исчерпан. Это значит, что я оперирую только теми наличными, которые снял с карты еще в Котомске. Плевать. Опять добравшись до уже знакомого скверика, открываю банку «Невского», курю и звоню главбухгалтрессе, так похожей на юную фею Элли. «Где деньги, Зин?»
- Я вам все скинула, Андрей Павлович, - нежно ответила Элли-Зин, - Хорошо в Петербурге?
- Отлично, - отвечаю я, глядя по сторонам каменных домов едва освещаемых утренним солнцем, - Ты точно все скинула?
- Да, ну я еще посмотрю в понедельник. Я вам так завидую.
- Надо было тоже поехать. Ты уж посмотри. Я позвоню.
- Конечно, конечно. У вас там тепло?
- Да. Солнышко светит. А я экскурсирую по городу. Здесь рядом чудный сквер.
Мне слышно, как Элли-Зин вздыхает. Ладно, счастливо. И начинаю звонить человеку, которого тоже именую не как все – Бубновым Валетом. И только потому, что на фотографии, сделанной мною однажды, он так и запечатлелся: в свитерке с красным ромбом на груди и изысканно поднятой рукой (так совпало) как на игральной карте. Еще добавьте рыжую шевелюру, голливудскую улыбку типа Bay City Rollers – и вы поймете меня. Зачем я ему звоню? Отрываю от жизни в какой-то Вырице, от его деятельности в совместной со шведской стороной экологической программе. Dljachego? Чтобы повспоминать одну из далеких уже совместных пьянок «на огороде» у третьего лица? Что было особенного? Только то, что эту территорию, этот огородец с крошечным садовым домиком мы то ли сдуру, то ли спьяну обозвали «Ирландия». Да еще пьяными шатались по деревушке и у каждой встречной поперечной бабки интересовались, «где здеся Краснодар?». Бабки всплескивали руками, качали горестно кукольными сухими головками и гомонили:
- Это ж надо!.. Так напились!.. Краснодар ищут!..
Сфинкс зевнул и лениво вытянул передние лапы. Ну да в образцово-показательном учреждении, куда я попал совершенно, можно сказать, случайно, этот монстр из другого, Неведомого мира ведет себя как обыкновенная кошка. А вот у побережья стальной Невы их монументальные фигуры неподкупны для наших ласкающих взоров. Но и фотографироваться к ним никто не лезет – дурные последствия такого панибратства общеизвестны и не подлежат даже огласке. В общем-то, страждущих командировочных больше интересуют сувенирчики по-блескучее. Томная дама Диана (полное личико и полные ножки в черных колготках) осторожно присматривается ко всему, что беру в руки я, но только до тех пор, пока в моих руках не окажется зажигалка в форме затупленного снаряда и размером со средний фаллос – эдакий медного цвета dildo китайского производства. Она осторожничает и ждет, что я спрошу у репрезентативного продавца, но я даже не пробую сей прибор «на огонь», ибо знаю ответ – «она не заряжена».
Нас возят по всему Петельбурку, а я, глядя в огромные окна автобуса, машинально замечаю среди суетливой толпы мелькание быстроногого Пушкина и краснолицую физиономию Ивана Тургенева. Не знаю, может, они просто привиделись мне, но на месте нынешней власти я бы выпустил в город, на его шумные улицы, всех знаменитых персонажей и авторов с жестким требованием: особо внимания не привлекать, от диалогов и реплик запанибрата решительно уклоняться, автографов, разумеется, не давать. Вести себя сдержанно. Ну, короче, все также, как в инструкциях Пол Пота к красным кхмерам после взятия столицы Камбоджи, но только с совсем другими последствиями. Вы только прикиньте: великие среди нас, а мы - как ни в чем не бывало. Мы, конечно, можем чуть-чуть им кивнуть или даже дернуть за руку двоюродную сестричку – дескать, вон он, гений идет. И не больше. Но подобный сдержанный интерес и легкая отстраненность очень даже будут к лицу жителям этого города.
Среди дня нас везут обедать в какую-то школу, и оказавшийся за моим столиком великий педагог из Челябы, но с татарским корнем, деловито осведомляется у подающей «второе» училки: - котлетка не из свинины ли? Очень растет религиозное самосознание наших граждан. Магометане даже намаз совершают в плацкарте, споря с движением солнца: только наставили … к западу, билядь, а это уже восток! – и поезд не остановишь, и перекладываться на узенькой полке не очень удобно. Ну а в школе я вижу юношу, который прямо при нас устроил сидячую забастовку: машет какой-то справкой, а из школы дежурная тетя в военной форме не выпускает и монотонно отсылает с «проблемой» к классному руководителю. В руке у нее дубинка похлеще, чем dildo для поджига сигарет. Детей она ею не лупит, но в руках держит умело и основательно. Если бы разрешили – лупила бы точно, у нее это написано между глаз: запорю! Но нам говорят другое: школа, в которую можно попасть только с рекомендацией, активно сотрудничает с папашами и мамашами из числа весьма благополучных семей, плавно переходя от поборов к совместной деятельности, выковывая то, что пытаются называть социальный заказ. Не берусь судить, чего у них там выходит в конце-концов – одинаковые на лицо и повадки Буратино или тряпочные Пьеро, но в бесконечном психозе педагогических инноваций зерен благоразумия все меньше и меньше. За полтора часа лекции со слайдами, графиками и показателями слова «ребенок» и «дети» произносились едва ли. Я машинально что-то даже записывал в тетрадку, но постоянно думал о том, что сейчас помчусь на вокзал и ухитрюсь взять билет на нужное мне 11-е апреля. Ну а потом уже спокойно пойду к другому окошку и сдам взятый давеча на 10-е билет до Новосибирска. Еще я рассматриваю «коллег», которые усиленно пишут все, что несется из уст директриски, похожей повадками на хитрую миссис Марпл. У многих дам от усердия сотрясаются студни телесных частей. Но есть стройные и молодые с характерными по усталости немного насмешливыми глазами, а среди старых, пардон, многоопытных, я обращаю внимание на мадам в сиреневом балахоне с ноздреватым обильным лицом и тяжелым голосом.
- Я бы их на порог не пустила! – заявляет она этим голосом по какому-то поводу. И я ей невольно верю. Такая и сфинкса запнет, как не имеющую ценности дворовую кошку.
А как выгляжу сам я? Судя по тому, что меня тщательно и предельно украдкой рассматривают отнюдь не весьма многоопытные особы педмира, я тщусь надеждой, что не все еще запущено и потеряно. Вернее, вес я стал терять еще во время железнодорожного путешествия. Излишние жировые закладки от постоянной легкой вибрации плацкарты начали зримо таять до встречи на первой лекции. Я предстаю крепко сложенным типом с коротенькой стрижкой и лысиной, с глазами чуть скрытыми серыми стеклами легких очков. На правой моей руке часы для левши специально: с белым циферблатом и пятью прорезями различных крошечных мониторов, отслеживающих всяко-разно неумолимое течение времени. На ногах неизменные джинсы, в ушах – i-river со свежей Morchiboj и Легендами Невского проспекта от Веллера. Да, еще я слушаю Радио-Эрмитаж с великолепной музыкой и почти без рекламы. Со мной крошечная сумочка, так из полинявшего брезента, в которой бумажник, блокнот, две шариковые ручки, две никель-хромовых батарейки (для собственной подзарядки), паспорт, сотовый телефон и еще разная мелочь. А поверх черных носков, которые никогда не пахнут, грязно-рыжие, как боннский трамвай всесезонные туфли от Ralfa. Я жую вечный эклипс, отрешенно всматриваюсь в далекие перспективы, дотрагиваюсь словно в раздумье до щетки небритостей, ворошу чуингам, и, кажется, даже вздыхаю неизвестно о чем.
На вокзале я без пятнадцати пять. Передо мной у окошка кассира человек двадцать. В соседней очереди – чуть меньше. Сохранив за собою место в первой, я становлюсь крайним в этой цепочке. И тут вижу крошечную очередь из четырех человек.
- «Наверное, касса скоро закроется на технический перерыв», - думаю я, вот и объявление на эту тему. Через полчаса! Становлюсь невзирая. Чего-то даже поддерживаю в разговоре впереди стоящего дядю, по поводу «куды котимся». Правда, дядя оказывается из тех, кто вечно командируется по множеству городов. Он берет билеты туда-обратно, называя уйму малозначительных русских городков, а я в тихом отчаянии отслеживая разнообразные показания наручных часов, пытаюсь отгадать – а на кой черт несет его в этот самый Упрыжинск и Вохринск!? Просто какой-то провинциально ангажированный шпион. Что он ищет на простораз Нечерноземья - повторение целины? Для меня кассиру достается чуть больше пяти минут, но я ощущаю урчание сфинкса где-то у самых ног.
- На одиннадцатое апреля до Москвы и оттуда до Томска один плацкартный билет, - как заклинание Вуду произношу я безучастно и невыразительно. Щелкает «клава», на зеленом мониторе вылезают белые буквы утвердительного ответа.
- С вас…, - начинает кассир, и я отстегиваю. Когда авторы пишут о счастье, они забывают о великом состоянии русского человека, только что купившего билет в нужном ему направлении и на нужное число. Это тоже полновесное состояние счастья. В душевном порыве и с уверенностью в глазах я иду в соседнее здание, чтобы сдать билет до Новосибирска и прикасаюсь к впереди стоящему:
- Вы крйний?
- Только не надо ко мне прикасаться! – хмуро ответствует он.
- Извини, товарищ.
- И тыкать!
- Конечно, of cource…
Он, конечно, срывался, как раз по прямо противоположной причине – сдавал билет и никуда больше не ехал. Мы были двумя антиподами по ситуации. Я – довольный собой папаша и он с задерганным, как у Пичушкина, взором и резкими движениями долгого неудачника. Мы разошлись без дальнейших слов и главное, без столкновения, которое вряд ли уравновесило нас обоих в отношении одного и того же состояния – состояния счастья.
