07.01.2009 в 20:08
- И марочка-то у вас тут с Энвером Ходжой, - грустно улыбнувшись, добавил товарищ Поляков.
- Да, это я так... У меня дома и Георгиу Деу-Деж есть.
- Хорошо, - таинственно произносит Поляков. - Хорошо... (Он закуривает и некоторое время молча ходит по кабинету. Слышно, как за окном грязно ругаются школьницы).
- А вот тут вы пишите в своем письме... Позвольте мне вам напомнить.
Товарищ Поляков раскрывает на нужной странице тетрадь, пробегает глазами и, сказав "угу", с выражением читает:
"Дорогой Палыч, я аж прослезился, читаючи твою заметку. Сижу читаю, зажав рукой калабас, и всё приговариваю: "Боже ж ты мой, боже ж ты мой..."
Всё проходит... всё... Алупка, серые в пыли дети ловят голубя, я в сапогах и джинсах вхожу в море. Вот гонят коров. Хлопает бич. "Вперёд, ёбаные твари!", - кричит пастух. - Пошли, вашу-мамашу, молодость моя Белоруссия!" Вот фотокарточки: "Алла Борисовна и товарищ Кондратенко в Центре Культуры ТГУ на встрече с Густавом Гусаком". Вот слесарь Гринчук, сотрясающий черное джанкойское небо бранью и, опять-таки гнилые крымские абрикосы, которые мы с Гринчуком собираем с земли в мою пилотку. А здесь репортёр Крончик, спешащий на очередное безумное задание. Куда спешит он? Что ждет его в конце пути? Кстати, та пелядь, что ты прислал мне на прошлой неделе была несказанно хороша! В особенности та, что была холодного копчения. Впрочем, я отвлекся.
Помнишь ли ты, Палыч, арбузные груди редакционной нимфы Аникиной, ту лавочку да высокое крыльцо да млеющую под северским солнцем корректуру? Столовую "обойма" (оловянные рожи соглядатаев, полуответственные номенклатурные каплуны, солянка и конфеты "Слами" на сдачу), женщину-редактора Шнайдер, портрет товарища Болеслава Берут на стене, помнишь? А пахнущего рыбой и тряпкой художника Яковлева, дарящего Шерстобитовой картину "Пушкин с половым членом на лице"? А опухшее от пьянства лицо корреспондента Куганова, брошенного обстоятельствами к депутату Волкову?
- Почему вы решили стать депутатом?, - торопливо спрашивает Куганов, и голос его дрожит от осознания собственного идиотизма, и очевидной несуразности происходящего.
- Я, - говорит Волков, - убежден, что только вместе, только сообща, мы сможем сделать нашу жизнь лучше. А тут и комманда подобралась...
...Мы с Крончиком сидим "под звездой" на лавочке и рассуждаем о подлинном, глубинном смысле явления "Хуй" - слово это накорябано тут же перед нами, на стене павильона. Перед нами пара баллонов с пивом, рыба "янтарная с перцем", "кириешки" и еще какая-то нехитрая снедь - все что так дорого человеку труда. Мы сидим и говорим о том, что всё это дело неспроста. "Хуй" - суть заклинание, мистический акт, призванный привлечь на свою сторону саму основу Жизни. По сути Бога..."
- Постой, - вдруг останавливается Поляков (Слышно, как в соседнем кабинете кто-то отчетливо сказал "Жопа"). - Что же это такое? Ведь Бог - есть любовь?
- Любовь, - растерянно отвечает Куганов.
- А хуй? - нервно вскрикивает Поляков и пепел падает на его желтые, начищенные до блеска, штиблеты. - Хуй - что, по-твоему, не любовь?!
- Э-м... в некотором ро...
- Хуй - значит, любовь! Бог! - потрясенный вскрикивает Поляков.
За окном внезапно темнеет. Ветер бросает первые тяжелые капли на полированную гладь стола. Придавленный парадоксальной глубиной открытия, Поляков тяжело дышит и, не мигая, смотрит куда-то в сторону. Слышно, как за шторой гудит и бьётся в окно шмель...
URL комментария- Да, это я так... У меня дома и Георгиу Деу-Деж есть.
- Хорошо, - таинственно произносит Поляков. - Хорошо... (Он закуривает и некоторое время молча ходит по кабинету. Слышно, как за окном грязно ругаются школьницы).
- А вот тут вы пишите в своем письме... Позвольте мне вам напомнить.
Товарищ Поляков раскрывает на нужной странице тетрадь, пробегает глазами и, сказав "угу", с выражением читает:
"Дорогой Палыч, я аж прослезился, читаючи твою заметку. Сижу читаю, зажав рукой калабас, и всё приговариваю: "Боже ж ты мой, боже ж ты мой..."
Всё проходит... всё... Алупка, серые в пыли дети ловят голубя, я в сапогах и джинсах вхожу в море. Вот гонят коров. Хлопает бич. "Вперёд, ёбаные твари!", - кричит пастух. - Пошли, вашу-мамашу, молодость моя Белоруссия!" Вот фотокарточки: "Алла Борисовна и товарищ Кондратенко в Центре Культуры ТГУ на встрече с Густавом Гусаком". Вот слесарь Гринчук, сотрясающий черное джанкойское небо бранью и, опять-таки гнилые крымские абрикосы, которые мы с Гринчуком собираем с земли в мою пилотку. А здесь репортёр Крончик, спешащий на очередное безумное задание. Куда спешит он? Что ждет его в конце пути? Кстати, та пелядь, что ты прислал мне на прошлой неделе была несказанно хороша! В особенности та, что была холодного копчения. Впрочем, я отвлекся.
Помнишь ли ты, Палыч, арбузные груди редакционной нимфы Аникиной, ту лавочку да высокое крыльцо да млеющую под северским солнцем корректуру? Столовую "обойма" (оловянные рожи соглядатаев, полуответственные номенклатурные каплуны, солянка и конфеты "Слами" на сдачу), женщину-редактора Шнайдер, портрет товарища Болеслава Берут на стене, помнишь? А пахнущего рыбой и тряпкой художника Яковлева, дарящего Шерстобитовой картину "Пушкин с половым членом на лице"? А опухшее от пьянства лицо корреспондента Куганова, брошенного обстоятельствами к депутату Волкову?
- Почему вы решили стать депутатом?, - торопливо спрашивает Куганов, и голос его дрожит от осознания собственного идиотизма, и очевидной несуразности происходящего.
- Я, - говорит Волков, - убежден, что только вместе, только сообща, мы сможем сделать нашу жизнь лучше. А тут и комманда подобралась...
...Мы с Крончиком сидим "под звездой" на лавочке и рассуждаем о подлинном, глубинном смысле явления "Хуй" - слово это накорябано тут же перед нами, на стене павильона. Перед нами пара баллонов с пивом, рыба "янтарная с перцем", "кириешки" и еще какая-то нехитрая снедь - все что так дорого человеку труда. Мы сидим и говорим о том, что всё это дело неспроста. "Хуй" - суть заклинание, мистический акт, призванный привлечь на свою сторону саму основу Жизни. По сути Бога..."
- Постой, - вдруг останавливается Поляков (Слышно, как в соседнем кабинете кто-то отчетливо сказал "Жопа"). - Что же это такое? Ведь Бог - есть любовь?
- Любовь, - растерянно отвечает Куганов.
- А хуй? - нервно вскрикивает Поляков и пепел падает на его желтые, начищенные до блеска, штиблеты. - Хуй - что, по-твоему, не любовь?!
- Э-м... в некотором ро...
- Хуй - значит, любовь! Бог! - потрясенный вскрикивает Поляков.
За окном внезапно темнеет. Ветер бросает первые тяжелые капли на полированную гладь стола. Придавленный парадоксальной глубиной открытия, Поляков тяжело дышит и, не мигая, смотрит куда-то в сторону. Слышно, как за шторой гудит и бьётся в окно шмель...